Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

— Странный тип, — сказал Винни. Он воткнул в рот папиросу,стряхнул с ее кончика несколько крупинок табака и достал из жилетного карманаспички.

— Должно быть, один из этих… которые купили тот магазин, —заметил Джо Крейн.

— И дом Марстена тоже, — согласился Винни.

Клайд Корлисс пукнул.

Пэт Миддлер с большим интересом ковырял мозоль на левойладони.

Прошло пять минут.

— Как думаешь, сладится у них дело? — Клайд ни к комуконкретно не обращался.

— Может быть, — сказал Винни. — Летом дела могут пойти кудакак бойко. Нынче трудно раскумекать, что к чему.

Общий согласный ропот, почти вздох.

— Сильный мужик, — сказал Джо.

— Угм, — ответил Винни. — Надо же, тридцать девятого годапаккард, и ни пятнышка ржавчины.

— Сорокового, — поправил Клайд.

— У сорокового подножек нету, — сказал Винни. — Тридцать девятыйэто был.

— Ошибаешься, — сказал Клайд.

Прошло пять минут. Они увидели, что Милт изучает двадцатку,которой расплатился Стрейкер.

— Чего, Милт, липа? — спросил Пэт. — Этот мужик тебе липуподсунул?

— Нет, но поглядите, — Милт передал кредитку через прилавок,и все уставились на нее. Кредитка была гораздо больше обычного банкнота.

Пэт подержал ее против света, изучил, потом перевернул.

— Серия-то Е-20, а, Милт?

— Ага, — подтвердил Милт. — Их перестали делать сорок пять,а то и пятьдесят лет назад. По-моему, в Портленде, в «Эркед-койн» за эту штукукой-чего заплатят.

Пэт пустил бумажку по кругу. Каждый изучил ее, держа либо усамого носа, либо как можно дальше от глаз — в зависимости от дефектов зрения.Джо Крейн вернул бумажку Милту, и тот сунул купюру под ящик кассы, к чекам икупонам.

— Занятный мужик, занятный, — протянул Клайд.

— Угм, — сказал Винни и помолчал. — Хотя это был тридцатьдевятый. У моего сводного брата Вика такой был. Первая его собственная машина.Он ее подержанную купил, в сорок четвертом. Однажды утром слил из нее масло исжег поршни, чтоб им.

— По-моему, это был сороковой, сказал Клайд. — Потому как япомню: на юге, около Альфреда, был один мужик, стулья плетеные делал, так онподъезжал прямехонько к твоему дому — мужик этот — и…

Так начался спор, развивающийся больше молчанием, чемречами, как шахматная партия по переписке. И казалось, их день замер на месте,простершись в вечность, а Винни Апшо принялся со сладостной артритнойнеторопливостью скручивать еще одну папиросу.

9

Когда в дверь постучали, Бен работал, поэтому он сперваотметил, где остановился, а уж потом встал и пошел открывать. Это было в самомначале четвертого, в среду, двадцать четвертого сентября. Дождь покончил совсякими планами дальнейших поисков Ральфи Глика, и все сошлись на том, чтоискать хватит. Парнишка Гликов пропал, как сквозь землю провалился.

Бен открыл. На пороге, дымя сигаретой, стоял ПаркинсДжиллеспи. В руке он держал книжку в мягкой обложке. Бен с некоторым изумлениемувидел, что это бэнтамовское издание «Дочери Конвея».

— Заходите, констебль, — сказал он. — Там снаружи мокро.

— Есть немного, — согласился Паркинс, переступая порог. — Всентябре погода гриппозная. Я-то сам без галош не выхожу. Есть такие, чтосмеются, только гриппа у меня не бывало с сорок четвертого — тогда я подцепилэту пакость во Франции.

— Плащ кладите на кровать. Жалко, не могу угостить вас кофе.

— Ну, мне бы в голову не пришло мочить кровать, — сказалПаркинс и стряхнул пепел в корзинку для мусора. — А потом, я только-тольковыпил чашку кофе у Полины, в «Экселленте».

— Я могу быть чем-нибудь полезен?

— Ну… моя жена прочла вот это… Констебль протянул книгу. —Она у меня дикарка, но прослышала, что вы в городе и вроде как подумала, может,подпишете на книжке свое имя или что…

Бен взял книгу.

— Послушать Проныру Крейга, так ваша жена уже летчетырнадцать или пятнадцать на том свете.

— Вон что? — Паркинс, казалось, вовсе не удивился. — ЭтогоПроныру хлебом не корми, дай потрепаться. В один прекрасный день разинет ротслишком широко, да туда и ухнет.

Бен ничего не сказал.

— Как по-вашему, ежели так, можете вы мне ее подписать?

— С превеликим удовольствием. Бен взял со стола ручку,раскрыл книгу на форзаце («Кусок жизни!» — кливлендский «Честняга»), написал:«Констеблю Джиллеспи с наилучшими пожеланиями от Бена Мирса. 24.9.75» ипротянул книгу обратно.

— Ценю, — сказал Паркинс, даже не взглянув, что же написалБен. Он наклонился и потушил окурок о бортик корзинки для мусора. —Единственная подписанная книжка, какая у меня есть.

— Пришли меня повязать? — спросил Бен с улыбкой.

— Быстро вы соображаете, — сказал Паркинс. — Раз уж пошелтакой разговор, так я подумал, что надо заглянуть, задать пару вопросов. Ждал,пока Нолли куда-то не свалил. Он парень хороший, только тоже любит потрепаться.Батюшки, как же тут сплетничают.

— Что вам хотелось бы знать?

— Главным образом, где вы были в прошлую среду вечером.

— В тот вечер, когда пропал Ральфи Глик?

— Угу.

— Констебль, вы меня подозреваете?

— Нет, сэр. Подозреваемых у меня нету. Это, можно сказать,не мое дело. Вот ловить тех, кто ездит быстрей положенного на дороге возле«Делла» или гонять из парка ребятишек, пока они не разорались да не расхамились— это больше по моей части. Просто совать нос то туда, то сюда.

— Предположим, я не хочу рассказывать.

Паркинс пожал плечами и вытащил сигареты.

— Твое дело, сынок.

— Я обедал со Сьюзан Нортон и ее родителями. Поиграл с ееотцом в бадминтон.

— Провалиться мне, коли Билл тебя не обставил, а? Он всегдаобыгрывает Нолли. Нолли на стенку лезет — до того ему охота хоть разокобщелкать Билла Нортона. Во сколько ты ушел?

Бен рассмеялся, но веселья в его смехе было немного.

— Смотрите в корень, а?